|
 ДОРОГИ ХВАТИТ НА ВСЕХ
Ты помнишь, как дорога свиристела свои трели
И сбрасывала с ног венки оков?
Ты помнишь, как звучали мандолины менестрелей,
Бубенчики дурацких колпаков?
И как, подняв глаза, кричал ты: «Veni, vidi, vici!»,
И пела пулемётная стрельба…
Десятки тысяч вёрст твоих холодных экспедиций
Закончились на острове Эльба.
Поверь, мой друг, большой дороги хватит на всех —
Выталкивать других не в чести.
Молиться богу Солнца — это правильный грех,
Надеюсь, Бог христианский простит.
Ты чувствуешь: твоя дорога кончится нескоро,
И каждый нерв до боли напряжён —
Ты только что увидел, как четвёрка мушкетёров
Взяла полуразрушенный донжон.
Но новая эпоха все понятья изменила,
И там, над головой, где облака,
Оранжевая птица серебристым винтокрылом
Молилась геликоптерным богам.
Поверь, мой друг, путей воздушных хватит на всех,
Неважно, улетать чей черёд.
Молиться богу неба — это правильный грех,
Надеюсь, Бог христианский поймёт.
Но хватит ныть, вагант, тебя опять дорога манит,
Твой плащ — твоя походная кровать.
Хранилища Пандоры всяких Франций и Германий
Ты будешь без опаски открывать.
Махни рукой: «До новых встреч, воздушная гондола!»,
Отправься в путь, преодолей подъём.
Ты встретишь на распутье Магеллана с Марко Поло,
И дальше вы отправитесь втроём.
Поверь, мой друг, маршрутов водных хватит на всех,
И ты найдёшь свой личный атолл.
Молиться богу моря — это правильный грех,
Надеюсь, Бог христианский не зол.
Поверь, мой друг, дороги этой хватит на всех,
Выталкивать других не в чести.
Плевать, кому ты молишься, большой человек,
Ведь главное — с пути не сойти.
Плевать, кому ты молишься, большой человек,
Ведь главное — не сбиться с пути.
БОННИ И КЛАЙД
Путь-дорога дальняя зовёт.
Полосы-петельки за спиной.
Мы опять попали в переплёт:
Захватило нас большой волной.
Пройдено немало; позади
Остаются подвиги и сны.
Жизнь нам отпущена в кредит:
Надо расплатиться до весны.
ПРИПЕВ:
Мы — Бонни и Клайд;
Мы любим друг друга под мёртвым дождём.
И, кажется, рай
Не так далеко: мы туда попадём.
А сердце в руках —
Осталось недолго жить у руля.
Большая река
Несёт королеву и её короля.
Мы — Бонни и Клайд!
Старый верный довоенный «Форд»,
Чёрный безотказный добрый «кольт».
Бог здесь не при чём, и даже чёрт
Малую весьма играет роль.
Просто нас лишили времена
Всяких предрассудков или лжи.
Не забудут наши имена,
Обессмертив две святых души.
ПРИПЕВ:
До седин дожить — удел слепых.
Пули нам ловить не в первый раз.
Лишь километровые столбы
Станут обелисками для нас.
Поцелуй меня: осталось два
Вздоха; расстаёмся мы с тобой.
Бонни, ты всегда была жива.
Бонни, ты останешься живой.
ПРИПЕВ:
Мы — Бонни и Клайд!
Под вечным дождём.
И, кажется, в рай
Мы попадём.
И сердце в руках —
И жизнь у руля.
Большая река
Возьмёт королеву и её короля.
Мы — Бонни и Клайд!
ДОЖДЁТСЯ ЛИ НЕЛЕ...
Тихий стук в деревянные двери.
На пороге — весёлые дети:
Толстый мальчик и девочка-фея
В полыхающем солнечном свете.
— Извините, ребята, сегодня
Тиль играть не пойдёт… А неймётся —
Так входите, — мой маленький шкодник
Прихворал; вас никак не дождётся…
И вырастут дети, и кончатся штили,
И кто-то уедет на поиски Солнца:
Дождётся ли Неле безумного Тиля,
А, может быть, Тиль никогда не вернётся?…
Побежали по тёмным проулкам,
Пробежали по шумному рынку,
Накопили монеток на булку,
На молочную белую крынку.
И тяжёлую старую книгу,
Где родными словами — про Бога:
К его светлому доброму лику
Эти дети проложат дорогу…
И вырастут дети, и кончатся беды,
И снова кому-то на месте неймётся:
Увидит ли Ламме жену напоследок,
А, может, она никогда не найдётся?…
Император великий и сильный…
Император усталый и старый:
Не докажешь обратного Тилю,
Не докажешь обратного Ламме.
Только девочка в белой одежде
Обнимает широкие плечи:
Так всегда было, так было прежде,
Так всегда было, так будет вечно!…
И годы промчатся, и кончится детство,
И как нам хотелось навек здесь остаться,
Но пепел Клааса стучит в моём сердце —
И будем мы вечно по свету скитаться…
НЕВСКИЙ ПРОСПЕКТ
Дай мне хотя бы шанс
Дойти до конца твоих владений.
Время корчует нас
Из земли. Так на то оно и время.
Жаль, что ремонт опять
Казанский собор закрыл лесами:
Время не может ждать,
И тускнеют Солнца вершин сусальных.
Что ты уткнул свой хвост
В памятник древнему полководцу?
Три сотни лет ты рос,
И по сей день тебе неймётся.
Центр и ориентир
Объединяет дома-игрушки.
Кажется, здесь трактир,
Откуда вышли Данзас и Пушкин
В тот день,
Когда в моё сердце вошла иголка…
Нам всем
Теперь остаётся только…
ПРИПЕВ:
Броситься прямо в асфальтовый зев автомобильных дорог,
Насмерть разбиться о крылья железных зверей.
Вечный мой город, я, может, остался с тобой, если б я cмог,
Но время зовёт вернуться назад,
И только в глазах
Лежит отпечатком Невский проспект!
Здравствуй, «Гостиный Двор»,
Как я давно не ел твоей пиццы.
Люди вышли из нор,
Чтобы в McDonalds’ах приземлиться.
Автомобильный шум
Заглушает Василеостровских чаек.
Я забредаю в ГУМ,
И «Центральная книга» меня встречает.
Кажется, нас не ждёт
Никто в этой суматохе линий.
Девушка у ворот
Университета с букетом лилий.
Зарисовать в альбом
Пёстро-весёлый пейзаж без даты.
Кажется, здесь был дом,
Откуда вышел Дантес когда-то
В тот день,
Когда в моё сердце вошла иголка…
Нам всем
Теперь остаётся только…
ПРИПЕВ:
Художник, впиши в меня
Морщины улиц, балконов ложи.
Бубенчиками звеня,
Пройдёт прокажённый по складкам кожи.
Ты в траурный мой портрет
Внеси разводные мосты, вокзалы,
А главное — мой проспект
Угрюмой складкой на лбу усталом!
Чуть-чуть
На двадцать шагов от пустого барьера —
И в путь.
Нам остаётся последняя мера:
ПРИПЕВ:
ТАТУИРОВКА
Татуировка на руках
Сбивает с толку.
Небезопасно у виска
Дрожит иголка.
Всего два кубика шприца
Зелёной краски.
Так на подобие лица
Гляди с опаской.
Раздвоен язык, блестит чешуя.
Прости, акробат, но мне не понять.
Ты мальчиком был, теперь ты — змея,
И мальчиком ты не станешь опять.
Подумал ли ты, сколько тебе осталось?
Сколько тебе веселить балконы и ложи?
Как будешь жить ты, если наступит старость,
Если обвиснет змеиная гладкость кожи?
Ну а пока ты будешь ловко
Летать под купол, этюды вить там,
И будет сверкать твоя татуировка,
А старость — чёрт с ней, ещё дожить бы!
Асимметричные черты —
Но что поделать.
Невероятной красоты
Я создал тело.
Себя я золотом покрыл
И малахитом.
О, как давно я не ходил
С лицом открытым.
Пирога-зрачок, разрезом глаза.
Прости, акробат, но это не лесть.
Ты аспидом был, теперь ты — гюрза.
Как падает свет, таков ты и есть.
Подумал ли ты, сколько тебе осталось?
Сколько тебе веселить балконы и ложи?
Что будешь делать, если наступит старость?
Жить и работать змеёй ты уже не сможешь…
Ну а пока ты будешь ловко
Летать под куполом одиноко,
И будет сверкать твоя татуировка,
Когда упадёшь ты и встретишь Бога…
Ползи, блестящая змея!
Летать тебе не суждено.
Манит тебя к себе земля,
Арена выпьет кровь-вино.
Ну а пока ты будешь ловко
Летать под куполом так беспечно,
И будет сверкать твоя татуировка,
Будет сверкать под Солнцем вечно!
РЕГГЕЙ МАРГАРИТЫ
На пустынной дороге только ветер гоняет песок.
Отдыхает таверна и толстушка-владелица спит.
Отдыхает у ног Маргариты измученный дог
С человеческой кличкой — нерусской фамилией Смит.
Маргарита прошла сотни вёрст по горячей земле,
По таким бездорожьям, что «Виллису» не по плечу.
Маргарита совсем молода: тридцати даже нет,
Но уже говорит: «Я без Мастера жить не хочу».
ПРИПЕВ:
Выйди на Солнце, подняв каблучками пыль,
Встань у дороги в своём сарафанчике красном,
И первым, кто остановит свой автомобиль,
Будет твой мастер.
Мастер.
Рано утром опять отправляется девушка в путь.
За спиною котомка, трусит её преданный пёс.
Тяжело поднимается нежная девичья грудь.
Под ногами вращается мерно планетная ось.
Маргарита надеется всё же когда-то найти
Перекрестье шоссе в никуда и дороги её
И увидеть вдали две фигуры на Млечном пути:
Прокуратора в белом плаще с демиургом вдвоём.
ПРИПЕВ:
ПРИПЕВ:
МАРШ ГЛАДИАТОРОВ
На арене один лишь закон — кто ударит сильней,
Кто, финтом отвечая на финт, от судьбы убежит.
Для бойцов не бывает часов и, тем более, дней:
Улыбнётся Фортуна — удастся минуту прожить.
Но не дрогнет трезубец в больших загорелых руках,
Не порвётся витой бечевою прошитая сеть.
Гладиатор выходит на бой, оставляя свой страх,
Для того чтобы зрителям было на что посмотреть.
В добрый час, гладиатор!
Поприветствуй толпу взмахом кисти!
Ты родился солдатом,
Но в чужую попал колею.
Посмотри: император
Улыбается собственным мыслям.
Позабудь про расплату,
Прояви свою доблесть в бою!
За окованной медью решётки чернеет портал.
Разъярённые звери выходят на гибельный путь.
Слышишь: римляне бьются в истерике в пеной у рта
И надрывно ревут, не давая себе отдохнуть.
Гладиатор не дрогнет под натиском тигров и львов,
Даже если о шкуры сломает свой бронзовый меч.
И в последнем порыве он пустит сопернику кровь
Перед тем, как кипящею собственной кровью истечь.
В добрый час, гладиатор!
Брось на кесаря взгляд, полный злобы!
Ты бы мог стать пиратом,
Но пучина отвергла твой пыл.
Ты вернулся обратно
В паутину войны межусобной,
В раскалённое стадо
Обожающих зрительских рыл!
И когда на арене останутся только вдвоём
Ретиарий с усмешкой в глазах и воинственный галл,
И один упадёт на песок, поражённый мечом,
А второй к его горлу приставит холодный кинжал,
В небеса золотистые пальцев поднимется лес:
Пусть останется жить проигравший в последней игре,
Но владыка лениво опустит свой царственный перст,
И толпа согласится, что цезарь, конечно, мудрей.
В смертный час, гладиатор,
Стисни зубы и выйди на битву.
Ты получишь в награду
Серенаду из резаных ран.
И бурлит амфитеатр,
Вознося тебе крики молитвы.
Ave caesar imperator,
Morituri te salutant!
Ю.Д.
В дар синему небу бы вырастить крылья
И землю увидеть с высот альбатросских,
Не Млечном пути встретить волчие выли,
В дороге к Селене летящие плоско.
И, видимо, счастия большего нету,
Чем встретить тебя в переходах метро, но
Я — Альфа-Ромео, ты — Бета-Джульетта,
И нас никогда не столкнуть циклотрону.
Я молча смотрю в зеркала светофора,
Надеясь увидеть твоё отраженье,
Но в спину толкаются мастигофоры,
Блюстители правил дорожных движений.
Ты — светлая нимфа. Ты — тёмная нава,
И жалко мне только, моя дорогая,
Что после тринадцати девочки право
Выбеливать известью ноги теряют.
Четырнадцать строчек давно устарели.
Поверь: не бывает естественных красок.
Все рыжие женщины — первые цели
Для псевдо-маркизо-де-Садовских масок.
А я никогда не решался быть первым,
Всё ждал неизвестно какой фазы лунной,
И от перетяги дрожащие нервы
Сдавал Паганини в аренду, как струны.
Горгульи раскрыли зубастые пасти,
Пуская бурлящую жидкость по вельду,
…Бокал поднимая за общее счастье,
О счастье моём позаботься отдельно.
Поймай за ботинок летящего в небо
К блестящим воротам, где вечные скальды,
Вкушая объедки от ангельской неги,
Полощут под Солнцем пятнистые скальпы.
Так, будучи Цезарем сразу и Брутом,
Я рекомендую тебе без опаски
С печальной улыбкой уехать отсюда
И замуж пристроиться за монегаска.
И я не хочу удивляться: куда ты?
Лишь только на зелени глаза-кристалла
Поставил печатку с весеннею датой
Последний романтик жилого квартала…
ФРИДА
Девушка, плачет девушка, перевёрнут её автобус.
По полу растекается кровь с крупинками серебра.
Небо вокруг вращается, превратилась планета в глобус.
Линия позвоночника снята с тела, как кожура.
Девочка, моя девочка,
Нехорошо ты выглядишь.
Знаю: ты очень сильная,
Мне бы хватило сил.
Мелочи, это мелочи —
Очередной твой выкидыш.
Кроме тебя, красивая,
Никого не любил.
Женщина, плачет женщина над весёлой цветной палитрой.
Краски ложатся каплями на последний автопортрет.
Фриде порою кажется, будто выиграна эта битва,
Но с каждым днём становится тяжелее её корсет.
Девочка, моя девочка,
Нам не дожить до старости.
Капает твоя красная,
Красная твоя кровь.
Мелочи, это мелочи —
Приступ твоей усталости.
Лишь для тебя, прекрасная,
Я сохранил любовь.
Зрители, плачут зрители над постелью в пурпурных розах.
Артериальным током сердца соединены.
Тонкие руки, тонкие, оплетают терново лозы.
Страшные, сладко-страшные на полотнищах её сны.
Девочка, моя девочка,
Красное твоё платье
Кружится, быстро кружится
В вечном танце большой Луны.
Мелочи, это мелочи —
Вечно твоё проклятие:
Чары твои не рушатся,
Очи твои черны.
КОРОЛЬ ЛИР
Порою мне снятся холодные странные сны
О том, что остался один я на этой земле,
О том, что я сплю у бескрайней кирпичной стены,
И ртутный термометр тела застыл на нуле.
Но вот на равнине я вижу фигуру слепца,
Он посохом шарит по вросшим в дорогу камням,
И, кажется, этой дороге не будет конца,
Но только стена приближается день ото дня.
И, может быть, жизнь на пределе
Удержится в немощном теле
И голову старца укроет трёхзубым венцом.
Но дряхлые чресла устали,
И шут в исполнении Даля
В холодную землю уткнётся истёртым лицом.
Тогда я проснусь и скажу: «Погоди, мой король!
Возможно, Корделия скоро прискачет сюда.
Об этом труба возвестит, и весёлый герольд
Сыграет мелодию жизни на пухлых губах».
Старик, улыбнувшись, ответит: «Наивный малыш!
Неделю назад меня бросил мой шут-поводырь.
Ты знаешь, никто не приехал за мною, и лишь
Пустынные птицы глаза мне склевали до дыр».
И время уходит куда-то,
Тепла я не чувствую рядом…
Зачем написал эту сказку великий Шекспир?
И мне не добраться до рая,
И шут в исполнении Даля
Прошепчет: «Прощай навсегда, мой безумный мессир».
И редкие слёзы текут из запавших глазниц.
О стену старик опирается тонкой рукой.
Он помнит, как тысячи подданных падали ниц,
Пиры и победы текли бесконечной рекой.
Как жалко дрожат его губы, и, словно в бреду,
Ему говорю я: «Не прячь под накидкой лица!
Пойдём, мой король, вдоль стены, — я тебя поведу
Туда, где сердечная дочь ждёт больного отца».
Тут я просыпаюсь и вижу
Напротив кровати афишу,
Где белый старик отправляется в вечный покой.
И, белые зубы оскалив,
Лишь шут в исполнении Даля
Останется вечно лежать под пустынной землёй…
И, белые зубы оскалив,
Лишь шут в исполнении Даля
Останется Йориком вечно лежать под землёй…
БЕН ЛАДЕН ВАЛЬС
Летит самолёт в направлении башен Нью-Йорка.
Пилот улыбается Солнцу и верит в Аллаха.
Его загорелое тело не манит Мальорка,
А если и манит, то в виде коробочки праха.
Спешите увидеть в огромном толстеющем цирке
Пылающий шар биполярного иллюзиона.
Тебя опознают по слепку зубов и по бирке
Во время раскопок свободного града Сиона.
Мой друг, ты такой же, как сотни людей,
Тебя не спасёт даже Джон Маклейн,
Хотя он большой специалист по осколкам стекла в небоскрёбах.
И, вроде, пора бы отчаяться, но
Припрётся Брюс Ли в своём кимоно
И тоже погибнет, как шершень, попавший в слоновий хобот.
Шикарный сценарий для триллера из Голливуда.
Для полного счастья здесь нету лишь голой красотки.
Слетаются грифы: сегодня коронное блюдо —
Жаркое из янки в клубах электронной обмотки.
Летите сюда, дорогие железные птицы
И свейте жилище в четвёртом углу Пентагона.
Коль лица похожи на жопы, а жопы на лица,
Чего вам жалеть этих жирных фанатов Мадонны?
Мой друг, ты такой же, как все, идиот,
И даже Кобретти тебя не спасёт:
Очки растекутся и каплями лавы зальют зубочистку.
И, вроде, пора бы отчаяться, но
Приедет Чак Норрис с дешёвым кино
И тут же погибнет, как муха на лысине протоколиста.
Большие чиновники снова получат зарплату,
Продует Джон Керри на выборах младшему Бушу.
Прошу вас, на бис, продолжайте, маэстро Бен Ладен,
Без вас в этой старой Америке постно и скучно.
Пустите в расход барельефы Большого Каньона,
Сравняйте с землёй Капитолий и Liberty Statue,
Взорвите Нью-Йорк, и лишь парочку русских районов
Оставьте стоять там, где жили когда-то индейцы.
Мой друг, ты в чужую попал круговерть —
Евгению Нуришу верная смерть,
Когда ты очнёшься и тьму «Экзистенции» выстрел развеет.
И, вроде, пора бы отчаяться, но
Миранда прольёт золотое вино,
И все мы хоть чуточку, все мы хоть капельку станем нежнее…
ПРОЩАНИЕ С КАПИТАНОМ
Когда волновалось море и бились молнии в кромки палуб,
На самой верхушке мачты сверкали Святого Эльма огни,
Мне как-то внезапно больно и непривычно обидно стало,
Что в гавань не возвращаются наши любимые корабли.
Из темени волн солёных летели Нептуна грозные стоны,
Как будто его совсем достала надводная суета,
А где-то в бухте неподалёку «Варяг» открывал кингстоны
И уходил под воду, а с ним уходил его капитан.
ПРИПЕВ:
Прости меня, мой капитан,
Возьмёт меня на борт чужой корабль,
И я покину тебя…
Во имя Господа Христа
Глаза покрыла пелена из капель
Дождя…
Когда волновалось небо, раскаты грома слышались чаще
И злился на Одиссея ветров владыка, хитрый Эол,
Эскадра японских ниндзя боялась добраться до рукопашной,
И адмирал узкоглазый в сердцах ударил рукой о стол.
И Гарри Смиту сказал: «Какая к чёрту сейчас погодка!
В английских портах спокойно, у русских же, как всегда, всё не так».
А где-то неподалёку скрывалась в огне канонерская лодка
И уходила под воду, а с ней уходил её капитан.
ПРИПЕВ:
Когда разыгрались души и больше никто не хотел быть первым,
И, к чести надо сказать, никто не хотел быть даже вторым,
Я понял, что мой капитан имел, как всегда, железные нервы:
Он оставался последним, и в этом был смысл его игры.
И тихий голос шептал на ухо, мол, знаешь ли, так и надо,
Нельзя сдаваться без боя, нельзя отдавать корабли врагам,
И крейсер принял неравный бой, ворвавшись в гром канонады,
А после ушёл ко дну, и с ним ушёл его капитан.
ПРИПЕВ:
КРАСНЫЙ БАРОН
Солнце над головою,
И, словно след от кометы,
Летят крылатые Рэмбо
С отметинами корон.
Нас с тобою лишь двое,
Но выстрелы наши метки:
Мы выйграем это небо,
Пылающий мой барон.
И небо глаза открыло,
Мы приняли бой неравный,
И крестообразный стикер
Чернел на твоём крыле.
И бросил тупое рыло
Испуганно и бесславно
Твой голубоглазый «Виккерс»
К холодной и злой земле.
ПРИПЕВ:
Ты помнишь, позавчера в придорожном кафе мы пили кофе
И ждали развития новой холодной войны,
И я называл тебя на «вы», мой милый барон фон Рихтгофен,
И дни твои были всевышним уже сочтены.
Проволочные петли,
Деревянные гвозди
Крошатся на поверку
Движением рук на руле.
Ты слышал: святые пели,
Черти бросали кости,
Судьбу твоей этажерки
Приравнивая к земле.
ПРИПЕВ:
Проверив на крепость стропы,
Я помолился Голгофе:
Возьми меня, Боже, я рад
Буду принять мой вечный покой.
И я отправился в штопор,
А мой барон фон Рихтгофен
Снова бросился в схватку,
Сжимая гашетку рукой.
ПРИПЕВ:
Ты помнишь, позавчера в придорожном кафе мы пили кофе
И ждали развития новой холодной войны,
И я называл тебя на «вы», мой милый барон фон Рихтгофен,
И дни мои были всевышним уже сочтены.
НАСКА
Вам ли бояться дождей, заклинатели
Вёсен с планеты Тибет?…
Вырастет новый вулкан Попокатепетль
И поклонится тебе.
Вырастет, выбросит жгучее золото
В бубен ревущих небес.
Завтра опять станет дьявольски холодно —
Так вам поведает лес.
Льётся вода по небесным строениям
К самому краю земли,
Там, где монах, выползая из тени,
Глядит в отраженье Лилит.
Жрец, поднимись на подлунную сторону
Серых божественных скал
И прочитай предвещения чёрные
Странной пустыни Наска.
Вам ли бояться любви, почитатели
Древних индийских богов?…
Каждая жрица зовёт завлекательно
На хрипловатом арго.
Кама ликует, раскинув конечности
В томных объятьях Венер.
Миг, что тебя отделяет от вечности
Ждёт до слиянья извне.
Смейся в лицо мне, ацтекская женщина,
Алым окрасив алтарь.
С вечера сделай настойку из женьшеня,
Чтоб был силён государь.
Видишь: Исида готова Анубису
Дать своё тело на час.
Семя прими — откровение сбудется,
С треском порвётся парча…
Вам ли бояться конца, надзиратели
Смерти из мира Аид?…
Страшный старик с сенбернаром под стать ему
У перекрёстка стоит.
Каждого ждёт одиссея во времени
К самым библейским стезям —
Станешь диковинным райским растением:
К счастью, иначе нельзя.
Годы ползут, и становится статуей
Бедный безвестный пророк.
На колеснице пегасов крылатых
Летит всепрощающий Бог.
Вечно летит на подлунную сторону
Серых божественных скал,
Чертит под ними знамения чёрные
Странной пустыни Наска.
РОЖДЁННЫЙ В НЕВОНЕ
Пройди по холодным проулкам Ланхмара,
Вдохни полной грудью сгустившийся смог,
В таверну зайди и под звуки гитары
Достань из-за плеч серебристый клинок.
Убей на дуэли нахального франта
И брось его голову в мусорный ров,
Возьми его кольца и перстень с бриллиантом,
Продай за бутылку в обитель воров.
Знай, ты родился в Невоне искателем странствий,слепым менестрелем дорог;
Тебе не найти ни жены, ни покоя, с тобою лишь меч и краюха судьбы.
И, кажется, небо твоё не утонет, пока кто-то дует в охотничий рог, —
До синего свода дотронься рукою, все люди в сравненьи с тобою — рабы.
Пусть где-то безумствуют чёрные тени,
В морях поднимается бешеный вал,
Колдует Квармалл у ворот подземельных
И скалится жемчугом череп Омфал.
Тебе наплевать: ты бросаешь монету
И ставишь на кон свой любимый кинжал,
Срывая к чертям арматуру корсета,
Чтоб он тебе шлюху ласкать не мешал.
Знай, ты родился в Невоне весёлым пропойцей, безбашенным князем равнин,
Тебе не уйти от безумной погони, которая вечно идёт по следам,
И время твоё постепенно уходит, игрушка судьбы и судьбы паладин, —
До синего неба дотронься рукою: с тобой никогда не случится беда.
Не каждый из нас — ученик чародея,
Не каждый — владелец большого дворца,
Но каждый обычно при собственном деле
Работает в праведном поте лица.
Ни дня без баллады, ни часу без боя, —
Гуляешь по свету без лат и оков,
И если старуха придёт за тобою,
Сорвёшь с неё маску и будешь таков.
Знай, ты родился в Невоне великим героем, бессмертным хозяином льдов.
Тебе никогда не понять своей роли в задуманном кем-то движеньи планет,
И снова тебя увлекают дороги и серые камни чужих городов, —
До синего неба дотронься рукою, ведь ближе него ничего больше нет…
ОЛИМПИЯ
Едем со мною: сегодня мы — не в Эрмитаж, не в галерею Уфицци,
Тысячу вёрст мы пройдём по земле, прямо к границе древней Эллады.
Мне кажется, что тем же самым путём за мною пойдут мои олимпийцы
И маршем весёлым надолго забьют пальбу и рычанье Великой Армады.
Я буду летать выше всех крыш и, задевая деревьев кроны,
Я готов занять все трибуны на всех стадионах больших Афин,
И кто-то бежит мне навстречу, наверно, китаец из Марафона,
И каждый глаз отражает солнечный свет, как маленький злой рубин.
А где-то там, над землёй, летит птица счастья, открыв свой клюв,
И похотливому коршуну громко кричит: «Отвянь!»
А внизу, под ней, на девять метров прыгнет Каролина Клюфт,
Длинноногая шведская лань.
Кажется, время уже пришло и наступило бескрайнее лето;
Кажется, мы, как всегда, ошиблись в выборе места для встреч, и ты,
Бросив меня, испарилась во тьме вместе с каким-то красавцем-атлетом.
Что остаётся мне: только бросать на дорожки с трибун цветы.
А, может быть, мне это только снится, это простая ошибка программы,
И хакер Морфеус сумеет её разрешить за пятнадцать минут, и всё,
Всё вернётся на круги своя; ты будешь со мною и залижешь мне раны,
И вместе мы этот безумный мир в стотысячный раз спасём.
А где-то там, над землёй, летит птица счастья, открыв свой клюв,
Сколько осталось лететь, чтоб взлететь за грань?
А внизу, под ней, на девять метров прыгнет Каролина Клюфт,
Длинноногая шведская лань.
Здравствуй, мой Олимпийский бог, тебе уже не мешают стены
Мифов древних эллинов, и остаётся всего два шага до чуда.
Встань с колен на пути огня, поприветствуй Пьера де Кубертена
И тех, кто душою сейчас с тобой за тысячи миль отсюда.
В вечном замахе застыл дискобол над безупречной громадой столицы,
И, может быть, я ошибаюсь, но этот огонь никогда не погаснет, —
По меньшей мере до тех пор, пока его берегут мои олимпийцы.
Давай-ка, родная, мы здесь отдохнём, незачем нам волноваться напрасно.
И нежные губы прошепчут мне в ухо заветное слово «люблю»,
И ты обнимешь меня, и я приму эту дань.
А где-то там, за семью морями пускай летит Каролина Клюфт,
Длинноногая шведская лань.
МИЛЕДИ ВИНТЕР
Куда уходит небо от шпаги мушкетёра?
В разрывы облаков и тишину.
Карету мне, карету, — мой лошадиный скорый
Сегодня меня бросит на войну…
Да что война, пока здесь за пинтой льётся пинта,
Товарищи смеются у стола…
Я помню, как любила меня миледи Винтер,
Я помню, как она меня ждала.
Куда уходит суша от корабельной мачты?
За тёмный полукруглый горизонт.
И молятся матросы о ветре и удаче,
Которая вершит морской закон.
Да что волна? Боится её лишь карабинер,
Познавший только мягкую постель…
Я помню, что сказала тебе миледи Винтер,
Когда меня ты вызвал на дуэль.
Куда уходят лица, знакомые, родные?
Где выкрики, веселье и пальба?
И вот за облаками врата уже видны и
Гудит-зовёт архангела труба.
Я помолюсь устало, я улыбнусь невинно
И брошусь в небо, шпорами звеня…
Я знаю, что скорбела по мне миледи Винтер,
Я знаю, она мстила за меня.
МОЯ ГЕРЦОГИНЯ
Безумное тело моей герцогини
И тонкий с горбинкой нос…
Я помню её бесподобное имя
И запах её волос…
Я помню карету и снежные тени
И чёрный холодный лес…
Я помню изгибы пуховой постели
И чистую длань небес…
Сыграй со мной в большую любовь,
Соблазни меня здесь и сейчас,
И небо укроет нас,
И ты изогнёшь свою тонкую бровь
Не в последний раз!…
Смеётся она и фальшивая мушка
Игриво горит на щеке.
Мне кажется: я — заводная игрушка
В изящной её руке.
О чём-то шуршат телефонные соты,
Пуская любовь под нож,
Но ты первоклассный монтажник-высотник,
А значит — не упадёшь.
Сыграй со мной в дуэль за любовь,
Соблазни её здесь и сейчас,
И небо рассудит нас,
Она изогнёт свою тонкую бровь
Не в последний раз!…
Безумное тело моей герцогини
И тонкий с горбинкой нос…
Я помню её бесподобное имя
И запах её волос…
Я помню карету и снежные тени
И чёрный холодный лес…
Я помню изгибы пуховой постели
И чистую длань небес…
БЕЛЬФЕГОР
Улыбка на холсте,
Молочный блеск зубов.
Спаситель на кресте
И вечная любовь.
Меж парковых аллей
Стеклянный блеск окон —
Дворец всех королей,
Богов всех пантеон.
Огромный город спит,
Под ним лежат века,
Космических орбит
Безумная река.
Заснёт ночной дозор,
Полезет тьма из нор,
Когда в Софи Марсо
Вселится Бельфегор.
Стеклянных пирамид
Архитектурный шик.
Мы — отпрыски Лилит,
И суд она вершит.
Взметнутся паруса
Пустынных кораблей,
Поднимет флаг корсар
В Египетской земле.
А мёртвый человек
Молчание хранит,
И бесконечен век
Огромных пирамид.
Но кто не спрячет взор
И даст ему отпор,
Когда в Софи Марсо
Вселится Бельфегор.
Так руку на эфес
И тулью приподнял:
Наш фараон — Рамсес,
Отец наш — кардинал.
Бонжур, мадемуазель,
Сотрите скорбь с лица:
Я вызвал на дуэль
Живого мертвеца.
А шпага, как всегда,
Безмерно мне верна.
Горит моя звезда,
Идёт моя война.
Окончится мой сон
И суд мой будет скор,
Когда в Софи Марсо
Вселится Бельфегор.
В созвездие весов
Взлетел корабль с гор,
Когда Софи Марсо,
Мою Софи Марсо
Покинул Бельфегор.
ПОДПОРУЧИК ОНОДА
Война над холмами оставила крики и чёрный дым.
Закатное солнце отбросило блики, и, как рубин,
Спустилось под землю на время, пока ты был молодым.
Ты веришь, Япония сбросила бремя твоих Филиппин.
Война над домами бросает листовки, в которых ложь,
И ты достаёшь из землянки винтовку, и снова в глушь.
Скажи императору, воин, ответь же, чего ты ждёшь.
Ты высшей награды достоин, а мир — это просто чушь.
ПРИПЕВ:
Ты слышал приказ, подпоручик Онода,
Ты слышал приказ, и ты отправился в бой.
Сдаваться нельзя, подпоручик Онода:
Твой командир придёт за тобой.
Война над холмами жужжала моторами серых птиц,
И ты услыхал слова: «До скорого! До весны!»
Пусть даже страна Восходящего Солнца упала ниц,
Солдат никогда не сдаётся на протяженье войны.
Последним зарядом взорви на дороге военный джип
И краем глаза заметь звезду на его крыле.
Ты взял истлевшее знамя, и из лёгких раздался крик.
Скажи мне, чем ты был занят последние тридцать лет…
ПРИПЕВ:
Подпоручик Онода.
РИММА
Под тенистый шум пожелтевших крон
Время пролетало быстрей.
Как вампир, попавший под серебро,
Я не мог не думать о ней.
Кажется не раз я её встречал —
Снова улыбались глаза,
Но теперь в клинок звёздного меча
Вклинилась зрачков бирюза.
Какое странное имя,
И неважно, в чью честь…
Рыжеволосая Римма,
Обреките на крест
Того, кого даже ночью
Вы не зовёте на «ты»,
И это странно, но, в общем,
Не лишено красоты.
А когда на лес опустилась тьма,
Пламя разгорелось сильней,
В вены потекла лунная сурьма, —
Так вот померещилось мне.
Темнота вокруг, Иероним Босх —
Участь головного слепца…
Целовал огонь золото волос,
Каждую веснушку лица.
Ваше сознанье — энигма
Для Сальвадора Дали,
Рыжеволосая Римма,
Богиня этой земли.
Холодным ветром повеет
От речных берегов.
Нерон глядит на Поппею,
Поппея — мимо него.
Кто-то говорил: истина в вине,
Может быть, не так он и плох.
Вам я посвятил пламенный конец
Всех Викторианских эпох.
Да, они ушли, подведён итог,
Виден отблеск нового дня,
И когда-нибудь, через сто дорог
Назовёшь на «ты» ты меня…
Какое дивное имя,
Как оно вам идёт,
Рыжеволосая Римма,
Я буду ждать у ворот.
Всё быть не может, как прежде,
И как в чарующем сне,
Между любовью с надеждой
Вы верой станете мне.
КАМЕЛОТ
Падают листья. Наверное, лето ушло.
Видишь: вдали поднимается скальный оскал.
Рыцарь покинул последний приют Камелот,
Рыцаря просто заела хмельная тоска.
Кажется, ждёт его кто-то у дальних земель,
То ли большая любовь, то ли злобный дракон.
Вдаль провожает трубою его менестрель,
Машут платочками дамы, звенит геликон.
Там, в неизвестных краях
Он скажет смерти «Привет!»
И на холодных камнях
Он оставляет свой след.
Падают листья, копыта шуршат по земле,
Тихо стоят корабли в отдалённом порту.
Рыцарь давно позабыл, как поднялся с колен,
Как по плечам его сталью прошёлся Артур.
Над головою летит одинокий орёл,
Воду лакает из лужи презренный шакал.
Рыцарь не знает пока, что же он приобрёл,
Но, к сожалению, знает, что он потерял.
Там, в неизвестных краях
Он скажет смерти «Привет!»
И он оставит свой прах
Тем, кого здесь больше нет.
Падают листья. Наверное, это финал.
Осень спустила свой саван на весь Камелот.
Рыцарь дракона убил и принцессу обнял,
Рыцаря звали печальный герой Ланселот.
Чувствуешь, после полыни так горько во рту? —
Пел кто-то, мол, страшный яд и целебный настой.
Только покоится где-то под замком Артур,
Замок пылится безмолвный, слепой и пустой.
Здесь, на родимой земле
Он оставляет свой след.
Знай, Ланселот, растворится во мгле
Твой Камелот через тысячу лет.
НЕБЕСНЫЙ БЛЮЗ
Горит планета. Пылит дорога.
Я вышел в небо, и там
Я встретил белого старца — Бога,
Прибравшего мир к рукам.
Его спросил я: «Ответь мне, старче,
Ты вкус потерял к игре?
Мы раньше жили совсем иначе.
Наверное, ты постарел».
ПРИПЕВ:
Но Бог молчал,
Я не слышал ответа из уст.
Горела свеча,
В его чертах скользила грусть,
И тихо пел
Какой-то ангел вдалеке
Небесный блюз…
Смотри, подземные катаклизмы
Коверкают города.
Лишь тот, кто успел стать святым при жизни,
В живых остаётся там.
Тебя забыли, гиены рыщут
И роются по углам.
Врываются звери в людском обличье
В цветущий город Беслан.
ПРИПЕВ:
Горит планета. Пылит дорога.
Я выйду в небо, и там
Задам немало вопросов Богу,
Немало советов дам.
Тут встанет Бог и прикроет двери —
Притихнет ангелов рать.
Он тихо шепнёт мне на ухо: «Веруй»,
И я не найду, что сказать.
ПРИПЕВ:
И я молчал,
Он не слышал ни слова из уст.
Горела свеча,
В моих чертах скользила грусть,
И тихо пел
Какой-то ангел вдалеке
Небесный блюз…
БЕРЕГИНЯ
Оле Ясюкович
Я скажу тебе своё имя,
Я тебя поцелую в щёку.
Береги меня, Берегиня
От ненастья и злого рока.
Сохрани меня от невзгоды,
Надели меня оберегом,
Чтобы песней летели годы
Зверя, ставшего человеком.
Чтобы я не попал в трясину,
Чтобы ровной была дорога,
Чтобы мне не плевали в спину,
Чтобы я не забыл про Бога.
Пусть виски покрывает иней,
Карта выпадет чёрной масти.
Береги меня, Берегиня,
Не забудь обо мне в несчастье.
И когда я приду на север
К беспощадным горам Валхаллы,
На щите моём вспыхнет клевер,
Я открою рукой забрало.
И настигнет меня погоня
На заснеженных горных тропах,
Где хрипят и боятся кони,
Где кровят и немеют стопы.
Бой неравный приму красиво
И врагов положу немало.
Подойду я спиной к обрыву
И, упав, разобьюсь о скалы.
До конца буду горд и честен,
Всем прощаю и иже с ними.
Разобьётся со мною вместе
Моя милая Берегиня.
Я скажу тебе своё имя,
Я тебя поцелую в щёку.
Береги меня, Берегиня
От ненастья и злого рока.
ЧАКА ЗУЛУ
Безумный век заасфальтировал дорог колеи,
И не завязнет в русском месиве второй Бонапарт.
Сменив две карты, он в конце концов пойдёт на свои,
Ведь каждый блеф будет расценен, как запретный фальстарт.
Его воинственные парни на бронированных псах
Раздавят мирные строения больших городов,
И мортиретки им заменят миномёты «Оса»,
А элегантный цвет Земли сменится цветом бордо.
Но, к сожаленью, не видать ни хрена,
Не пробиваются зрачки через дым.
Когда по всей земле наступит война,
Я умру молодым.
Сожмётся чёрная рука с обрывком крепкой цепи,
И, как мушиный рой, польётся через весь океан
Толпа бесчисленных спартанцев через створ Фермопил,
О чём впоследствии наврёт бездарный комедиант.
И улыбнётся Чака Зулу, потрясая копьём.
Он обнимает своих жён, не зная бед и забот.
Он ощущает удивительный духовный подъём,
Когда какой-то европеец наполняет живот.
Но, к сожаленью, не видать ни хрена,
Под этим воздухом, под мутной водой.
Когда по всей земле наступит война,
Ты умрёшь молодой.
Смотри наверх: весёлый Роджер запоёт на ветру.
Искра появится в его пустых доселе глазах.
Корабль радостно взлетает на пушистый бурун,
И отзывается из сельвы мускулистый Тарзан.
И расступаются от страха волны Красных морей,
Проводит водным коридором чёрный раб свой народ.
Кипит нелёгкая работа городских бунтарей:
Они трезвонят целый день, что Чака Зулу идёт.
Но, к сожаленью, не видать ни хрена,
Под европейским нездоровым дождём.
Когда по всей земле наступит война,
Мы умирать подождём.
Когда по всей земле начнётся весна,
Мы умирать подождём.
ЖЮЛЬЕТТА
Здравствуй, Жюльетта, здравствуй, моя любовь,
Кто тебя сделал такой?
Помни, Жюльетта, нет у тебя врагов,
Только любовников тьма.
Зубки твои в кожу впиваются, ищут кровь.
Тонкой изящной рукой
Ты убиваешь невинных детей,
Мучаешь женщин; мужчины, и те
Сходят с ума,
Сходят с ума.
Здравствуй, Жюльетта, здравствуй, моя печаль,
Как можно так низко пасть?
Ты покорила своей красотой Версаль,
Душу продав Сатане.
Стройною ножкой попрала закон и мораль
И заработала власть.
Злобная тварь, баронесса-вампир,
Ты ненавидишь весь праведный мир
Вплоть до корней,
До самых корней.
ПРИПЕВ:
Платье натяни и спрячь свой срам:
Я тебя введу в Приапов храм
Де Сада…
И, как в страшном сне, Жюльетта,
Лезут в душу духи ада.
Я тебя молю: «Не надо!»
Я тебя молю: «Не надо!»
Надо…
И я жду ответа…
Здравствуй, Жюльетта, здравствуй, моя мечта,
В щёку меня поцелуй…
Помни, Жюльетта, ты выбрала этот путь,
Будь же на нём до конца.
Ты не боишься ни пламени, ни креста,
Ты приглашаешь к столу
Страшных монахов, убийц детей,
А во главе его граф Нуарсей,
Зверь без лица,
Зверь без лица.
Здравствуй, Жюльетта, первая плеть твоя:
Я отдаю эту честь.
Знай, поклонится тебе любой ганимед,
Сделай из мира Содом.
Видишь, Жюльетта, сзади тебя стоят
Сотни готовых на смерть.
Тяжко вздымается девичья грудь,
Я ухожу и уже не вернусь
В проклятый дом,
В проклятый дом.
ПРИПЕВ:
Где твоя сестра Жюстина?
Где твои мужья и дети?
Ты одна за всё в ответе,
Ты одна за всё в ответе,
Ветер…
В голове твоей ветер…
АННА КАРЕНИНА
Преотвратное настроение,
Так куда мне теперь идти?
Моя Анна, моя Каренина
Утром бросилась на пути.
Разметались по рельсам волосы,
На перроне раздался крик,
И сверхновая рядом с Фобосом
Появилась в тот самый миг,
Когда города упали
Под плоской стопой гиганта.
В мертвецкой трудился Гален
Над телом комедианта.
Собрал по частям, а позже,
Замазав побелкой фреймы,
Слепил из обрывков кожи
Чудесного Франкенштейна.
Как теперь в моём доме холодно:
Не согреет моя звезда.
Математикой Зеры Колберна
Не вернуть тебя никогда.
Корень сорок четвёртой степени
Может он извлекать в уме,
Но бессилен он против времени:
Оно в слишком большой цене.
Когда мертвецы восстали
Под светом звёзд Вифлеемских,
И мне улыбнулся Сталин
Из гроба-кокпита Penske.
Смешал я литературу
С историей и мехматом,
И вышла такая дура,
Что ни хрена не понятно.
Безнадёжно смотрели статуи
С пьедесталов на Moscowград.
Наполняется он солдатами,
Стременами они звенят.
Я один на пустынной площади
Вижу небо и облака.
Было жить мне намного проще бы,
Коль не мучила бы тоска.
Когда тишина накрыла
Безумие революций,
Проснулась в Алёшке сила,
Да как же ей не проснуться.
Надел сапоги и шапку,
И в джинсы заправил пояс,
В котомку — Коран и Кафку,
И сел на тот самый поезд.
МЕДВЕДИ
Первоначальная идея Кирилла Блинцова
Город спал и ничего не слышал,
Видел сны про новую зарницу.
Он не слышал, как отряды мишек
Захватили подступы к столице.
Автоматы в плюшевых ладошках
И гранаты в рюкзачках на спинках.
Тяжело идут по травам ножки
В высоко шнурованных ботинках.
Очень странный взгляд в стеклянных глазках
И оскал на мордочке у Миши.
На знамёнах в самых ярких красках
Полыхает слово «Ненавижу!»
ПРИПЕВ:
Мишки идут отомстить за брата,
Мишки идут разрушать города.
Бросили на пол, отрезали лапу:
Мишки обид не простят никогда.
Мишки безжалостны и бессердечны,
Мишки устроят тотальный террор.
Новая раса, пришедшая в вечность,
Вынесет вечности свой приговор…
Марш в защиту плюшевых игрушек
Утром завершится у Рейхстага.
Сотни самолётов, сотни пушек,
Сотни развевающихся флагов.
Солнце поднимается на небо.
Плачут в страхе взрослые и дети.
Не уйти от праведного гнева
Разъярённых плюшевых медведей.
ПРИПЕВ:
ВАЛГАЛЛА
Серая пустошь. Гроза вдалеке. Пятна снега.
Вьётся петлёй к одинокому храму дорога.
Здесь никогда не ступала нога человека.
Это тропа для героев, стремящихся к Богу.
Вырезал Один Валгаллу заточенным стеком
В сумрачном и позабывшем о времени мире.
Если успел скандинав стать при жизни берсерком,
Он после смерти проснётся от песни Валькирий.
ПРИПЕВ:
И вечная битва для верных обету:
Дорога открыта, река глубока.
По серому небу разлито rubedo,
За тучами Солнце уходит в закат.
И слышатся крики,
И горны трубят.
Приветствую, викинг,
В Валгалле тебя!
Тихо вокруг, и отмечу, что даже не столько
Словно в мертвецкой. Скорее, как в водных глубинах.
Я, наконец, осознал, что такое есть хольмганг,
После которого бьют в беззащитную спину.
Сколько кругов сделал возле столба этот воин?
Столько не сделать бескостному сыну Рагнара.
Взгляд его был до последних мгновений спокоен,
Только лицо становилось усталым и старым.
ПРИПЕВ:
Знаешь, однажды я дал нерушимую клятву:
Кровью за кровь заплатить тем, кто выдумал orm-garth,
Тем, кто бросал моих братьев в змеиную яму,
Тем, кто молился христианскому жалкому богу.
Лучших саксонских красавиц пущу я по кругу,
Трупами густо усею большие дороги.
Если сойдёмся с тобой мы спиною друг к другу,
Нас не сломает никто, кроме хитрого Локи.
ПРИПЕВ:
СНИМАЙ С СЕБЯ ВСЁ...
Снимай с себя всё!
Одетая больше ты мне не нужна.
Мне дико везёт:
Практически полностью мне отдана
Богиня земли и богиня воды,
Рождённая светом из пены морской.
Весна Боттичелли расплавила льды,
И я в этом мире уже не изгой —
Объятья раскрой!
Пусть злодей свои козни плетёт:
Снимай с себя всё!
Снимай с себя всё!
Почувствуй свободу, летать научись,
Напишет Басё
О том, что как раз называется «жизнь»,
Движенье весёлых небесных зеркал,
Которые тело твоё отразят,
И я нахожу ту, что всюду искал,
И жить в одиночестве больше нельзя.
Кружится Земля,
Меня ветром безумным несёт —
Снимай с себя всё!
Снимай с себя всё!
Природе — природное, Божее — мне.
Пронзён Левасёр,
И ты так внезапно взлетела в цене.
Тебя принимает трава и земля,
Тебя принимают густые леса,
Подсолнечный свет и венец короля,
И птичьи щебечущие голоса,
И утром роса —
И тело твоё, как цветок, расцветёт, —
Снимай с себя всё!
ЗВОНИТ ТЕЛЕФОН
Сиди у окна и смотри во тьму,
Возможно, в ней что-то есть.
Звонит телефон. Скажи, почему
Минует благая весть.
Ты помнишь глаза и помнишь лицо,
И что-то по сердцу бьёт.
Ты понял, каким же ты был глупцом:
Ты недостоин её.
Звонит телефон, и гадаешь ты,
Кто ждёт с другой стороны,
С души постепенно срывая бинты
И комплекс своей вины.
Ты долго не спал, и болят глаза:
Ты выбрал себе палача.
Но так как ты ей ничего не сказал,
Она тоже будет молчать.
И ты осознал, что нет ничего
В твоём доме от этой любви.
Ни фотопортрета, ни облаков,
Где был ты, как херувим.
Ты всегда был один, и трель звонка
Бьёт по сердцу, как острый нож.
И номер набрала её рука,
Но трубку ты не возьмёшь.
МОЙ ГЕНЕРАЛ
От времени икс до часа «Ч»
Всего пять минут — подать рукой.
И звёзды горят на его плече,
Но кто он такой, кто он такой?
В пучине исчез его верный флот,
Погибли полки сухопутных крыс,
И синее небо к себе зовёт,
А он всё вниз, по-прежнему вниз.
Мой генерал, наверное, пьян, как всегда.
Наверное, знает свою вину…
Но было угодно судьбе сказать, что я последний его солдат,
А значит, пора развязать войну.
И снова горит над всей землёй
Чумная звезда по курсу норд,
И в рацию он кричит «Алё!»,
Но молкнет эфир: связист мёртв.
А значит, никто не скажет «Прощай!»,
А значит, он остаётся один.
Зальёт он вином свою печаль,
А копоть и кровь смоют дожди.
Мой генерал, наверное, пьян, как всегда.
Что в душной землянке делать ещё?
Но было угодно судьбе сказать, что я последний его солдат,
А значит, на фронте пока горячо.
Но вот повезли двухсотый груз:
Не сдался никто в постыдный плен,
И мой генерал нажал на спуск,
Стремясь избежать перемен.
Фуражку сними с пустой головы,
Услышав в тени глухой стук.
И снова болят старые швы,
Молчит сержант на последнем посту.
Мой генерал, наверное, пьян, как всегда.
А может, он просто кого-то ждёт.
Но было угодно судьбе сказать, что я последний его солдат,
И я понесу его знамя вперёд.
ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ УЧИТЕЛЯ ФЕХТОВАНИЯ
Батман с переводом. Вторая защита. Сливаются шпаги в одну.
Светает. Весёлое Солнце проходит сквозь щели в захлопнутых ставнях.
Танцуют два тела в зеркальном пространстве, как дети, играя в войну,
Которая, может быть, позже, войной понарошку вдруг быть перестанет.
О, как незнакомая мне одалиска была в этот вечер прекрасна,
Парировала первой защитой в ослабленный сектор глубокий укол.
Тебе, мой учитель, при виде её вспоминались богини Прованса,
И ты, фехтовальщик, впервые за годы себя ощутил стариком.
ПРИПЕВ:
Кто пригласил тебя на бой?
Кто предстал пред тобой без грима?
Ты убил последнюю свою любовь
El maestro de esgrima!
На стенах дипломы в потресканых рамках и шпажно-рапирный узор
Сливаются в странной гармонии, в этом весь шарм фехтовального зала.
Забытая кем-то на камне камина брошюра Жан-Жака Руссо
И стройная дама со смертью в руке, что недавно тебе отказала.
Увядшая роза в хрустальном бокале, и сектор открыт для удара.
Она улыбалась коварно, тебя прижимая спиною к стене.
Прости, — говорили уста, но большие глаза полыхали пожаром,
И ты был готов опустить свою шпагу, признавшись, что это конец.
ПРИПЕВ:
Ты понял, что выхода нет, и тотчас обратился к четвёртой защите,
Стараясь держать второй сектор подальше от кровью залитой руки.
О, как ты её ненавидел, как ты обожал её, старый учитель:
Была между вами не просто стена, между вами скрестились клинки.
И там, в фехтовальном пространстве, замедлило время своё продвиженье.
Худой человек с благородной осанкой печально смотрел из окна.
А женщина в платье из чёрного шёлка ушла, потерпев пораженье,
Ушла, потерпев пораженье, туда, где рапира уже не нужна.
ПРИПЕВ:
ДРУГУ
Кириллу
Ты знаешь, мой друг, всё на свете становится лучше:
Есть белая точка и в чёрном пятне-полукружье,
И женщины вешают всем макароны на уши,
А после снимают их, чтоб приготовить на ужин.
Но духом не падай: девица по жизни мятежна,
Мужчина — романтик в душе и кобель у подножья,
И если с тобою поссорилась некто Надежда,
Ты стал безнадёжен.
Ты знаешь, мой друг, если женщина требует денег,
Скорее всего, она ветрена, непостоянна:
По связи мобильной без всяких интимных истерик
Готова сменить непосредственно Иня на Яна.
Не будь ей перчаткой и делай большую карьеру
Вервольфа в законе, а, может быть, просто юриста,
И если комбайном тебя переехала Вера,
Ты стал атеистом.
Ты знаешь, мой друг, в департаменте нижнего мира
В большой канцелярии мелкие местные черти
Следят, чтоб из женщины делал мужчина кумира
И чтобы любил не одну от рожденья до смерти.
Хоть нам, мужикам, психология их непонятна,
Тебе посоветую, друг, чтоб не встретиться с болью,
Коль будут Надежда и Вера проситься обратно,
Останься с Любовью.
СЕРЁЖА
Памяти Николая Ерёменко-мл.
Пираты возьмут под контроль этот город,
Порежут мужчин, изнасилуют женщин.
Из праха восстанут Содом и Гоморра,
И будет испанский штандарт обесчещен.
И кто-то стенает: «Спаси меня, Боже!»
А Морган смеётся, прищуривши веко.
Но тут капитан произносит: «Серёжа…» —
Тот самый Серёжа XX века!
ПРИПЕВ:
Корабль — на скалы!
Пиратов — к чертям!
Кого ты искала,
Шальная мадам?
Игрушкам Фортуны
Не место в тени:
Серёжа, не думай,
Стреляй, не тяни!
Залившись по горло ямайского рома,
Засядут пираты в тавернах Тортуги.
Друг с другом как будто они незнакомы,
Но только в крови одной группы их руки.
И где бы ни прятались гнусные рожи —
В китайском борделе, в трактире у грека,
Нигде не укрыться от глаза Серёжи,
Грозы волкодавов XX века!
ПРИПЕВ:
И каждый пират подсознательно знает,
Что где-то его ожидает нок-рея:
Врезается в кожу пенька, как родная,
И режет лицо холодящим бореем.
И где бы его не застала расплата —
Во время ли битвы, на женском ли ложе,
Ужаснее нету конца для пирата,
Чем встреча с советским матросом Серёжей!
ПРИПЕВ:
ВАМПИРСКИЙ ВАЛЬС
Тебя уже загнали в угол между серых негостеприимных стен,
И кто-то в чёрном пиджаке с улыбкой смотрит на тебя в прицел,
И хочется из двадцать первого столетья стали снова в плейстоцен:
Ни интернета, ни TV тебе — по меньшей мере, просто будешь цел.
Но выстрел раздаётся и по наковальне бьёт, и стремя крошит в порошок.
Ты, словно хакер Нео, видишь траекторию полёта огненной осы,
И у тебя ещё осталось несколько пикосекунд, и это, в общем, хорошо:
Возможно, ты успеешь отказаться от всего, что ты у Господа просил.
Пока летит пуля, а за нею тянется фосфорецирующий след,
Можно изменить полжизни, ведь времени полно,
И в праздничный настой виагры добавить бересклет,
И у девочки на башне отобрать веретено.
Ты можешь вспомнить, как читал ты книгу судеб и пытался мелом изменить свою судьбу,
Как вместо скромного походного наряда одевался в Дольче и Кензо,
Как целовал, мой друг, ты в шею девушек, а ночи проводил в шагреневом гробу,
И за тобой охотился почти что весь Московский несгибаемый ночной дозор.
Но, кажется, ошибся ты, как в своё время точно так же ошибался Жиль де Рец,
Пусть даже рыжая красотка Люси не запомнила совсем твоё лицо,
И с её слов не сможет написать тебя даже великий копимастер Мегерен,
Твоё лицо не сможет сочинить, как злобного Кощея, иллюстратор Васнецов.
Пока летит пуля, а за нею окисел аргентума млечною тропой,
Можно изменить полжизни, возвратиться в мир людей,
Можно оторваться навсегда в лейкоцитовый запой,
Можно доживать, как узник замка Иф, на хлебе и воде.
Но вот осталось сантиметра три всего, ну, в общем, кончилась твоя лафа.
Давно пора забыть про виртуальные сражения в контру в ближайшем Internet-кафе.
Всё стало реальным, не поможет даже спрятанный в кармане древний артефакт,
И не дождётся за падение с экранов вниз тебя твой Золотой Орфей.
Так ничего не бойся, улыбнись и покажи свои шикарные клыки,
Умри с улыбкой на устах, рассыпься в серый прах, и яркий блеск твоих глаз
Сверкнёт сигналом, и пойдут в атаку перепончатокрылые полки,
И вот тогда уже никто не остановит, не пошлёт по ветру нас.
Пока летит пуля, а за нею Бэтмены весёлою толпой
Выйдут на тропу войны, выбрав самый верный галс.
Сколько бы не оставалось, стяга не бросай и во весь голос пой
Песню своих предков, свой вампирский вальс.
Песню своих предков, свой вампирский вальс.
ПОСВЯЩЕНИЕ СВОБОДЕ
Смолёные ванты воздушного корабля
Сплетаются в сети меж этажами крыл.
Скрипящие петли несмазанного руля
И всполохи Солнца в винте я не забыл.
И дерево фюзеляжа, и синий круг,
Портрет обнажённой женщины на борту,
И крохотный вымпел, вьющийся на ветру,
И пули резвые, бьющие по врагу.
Не мерить же всех по единственной мерке,
Не всем же, как птицам, летать,
И я поклонялся своей этажерке
Не меньше, чем жертве креста.
Я, словно Икар, слишком близко к светилу,
И как мотылёк на фонарь,
Мой «Ньюпорт», взвинтив лошадиные силы,
Стремится на яркий алтарь.
Изрезали дыры от пуль его фюзеляж,
Испортили красочный знак на его борту,
И было в бою плевать, где чужой, где наш,
В процессе борьбы за тридцать седьмую звезду.
Мелодию смерти радостно пел пулемёт,
Фонтанами огненных вспышек взрывался ствол.
Вертелся пропеллер, толкая меня вперёд,
Недостижимым делая рождество.
Не каждому зваться небесным солдатом,
Кромсая чужие кресты,
Но вышел из строя мой синхронизатор,
И пули пробили винты.
Надрывно и звонко завыла машина
От круглых темнеющих ран,
И женщина в белом, что судьбы вершила,
Толкнула меня на таран.
К молчанию этого мира я не привык.
Режет воздух глаза без круглых очков.
Уже никогда не вернуться назад, увы:
Двери из рая закрыты на сто замков.
Возраст не главное, Манфред, годы — ничто!
Слава не главное, Лотар, в ней — ни черта!
Скорость не главное, Герман, смысл не в том!
Смысл в свободе, которая только там.
ПОЕЗДА (Блюз о двух городах)
От пункта А, рюкзак надев на плечи,
Отправиться бы к пункту назначенья,
Ведь время, к сожалению, не лечит,
Всё больше побуждая к приключеньям.
И остаётся только одно «но»:
Слегка южней лежит Березино.
И где-то в середине бы столкнуться,
В нейтральной полосе без преимуществ,
Ведь гвардии обычно не сдаются:
Стоят стеной, без подкрепленья мучась.
Но остаётся только одно «и»:
С тобою спеть бы на гуарани…
Играет блюз, и драм-машина режет ритм,
И слов союз распался на систему рифм,
И между нами не огонь и не вода,
А между нами поезда, лишь поезда!
И к пункту Б, измятый и усталый,
Доедет путник утром предрассветным.
И сколько не живи, всё будет мало
Прожитого в одной квартире нетто.
И остаётся только одно «вот»:
Обратный поезд к станции идёт.
А может, эта песня — заблужденье,
И поезда туда уже не ходят.
А может, просто не хватает денег,
И время, к сожалению, не в моде.
Но ничего: без всяких «ни» и «не»
Ты будешь просто тихо сниться мне.
Играет блюз, и драм-машину не уймёшь,
Отправим грусть под обоюдоострый нож,
Ведь между нами не века и не года,
А между нами поезда, лишь поезда!
ГРАФ СЕН-ЖЕРМЕН
Привет Сергею Шпилевскому
Для графа Сен-Жермена особый паланкин,
Вселенская свобода и печатью — по губам.
Пришла другая смена, посеребрив виски,
И ты отстал от моды и превратился в спам.
Но девушка на башне раскрыла гримуар,
Из праха вызывая мифических химер.
Лилось вино из чаши на предков Валуа —
Своеобразный флаер, пославший на хрен смерть.
Но знаешь ли: всё мало мессиру Сен-Жермену,
Отведал чудных яств он у Понтия Пилата,
И из её причёски частицы молибдена
Он извлекать пытался, почувствовав стигматы
На запястьях…
Но я опять ошибся, доверив стяг врагу.
Как мог я догадаться, что бессмертие — твой дар?
За всё заплатит жизнью магический инкуб —
На вид ему лишь двадцать, хотя он безумно стар.
И потекли по венам потоки красных рек,
Удавы, сколопендры, дипсады и киты,
А графу Сен-Жермену пошёл двадцатый век,
И набожные венгры нарекли его святым.
Но знаешь ли, не хватит для вечного покоя
Креста над изголовьем из Джудовой осины.
Ведь граф — не кровопийца, не чудище морское,
А просто незаметный великий и всесильный,
И бессмертный…
Но, веришь ли, непросто преследовать слепца
По недрам библиотеки в абсолютной темноте.
Земля известна плоской; вертясь в системе цапф,
Отмеживает вехи баррикадами из тел.
Но знаешь: эта роза при имени своём,
Окрасит её в рыжий молибденовый пигмент.
Твой подвиг под вопросом, тебя зовут жульём,
Но ты, конечно, выжил, мой весёлый Сен-Жермен.
Но, знаешь ли, недолго осталось ждать финала:
Не каждый, блин, МакЛауд, не каждый — Агасфер,
А граф так ненасытен, а графу-то всё мало,
И хочет он добраться до тайн небесных сфер
И даже дальше…
INDY 500
Полоса подо мной,
Как горящий Норд-Ост.
Я открою окно,
Paradise уже lost.
Всё равно, где искать,
И старуха тоска
Нас своим покрывалом накроет.
И горит в облаках
Холодящий рассвет,
Золотой Kurtis Kraft
Мчит по прелой траве,
Потому что асфальт
Уже заняла сталь
Никому не известных героев.
И крошится кирпич,
И машина ревёт:
Это пламенный бич,
Это Indy 500,
И неважно, что там —
Даже чёртов Ле Ман —
Это чушь по сравненью со смертью.
Я открою глаза
И опять ринусь вниз:
Надо мной бирюза,
Подо мной — фронтиспис,
Это клетчатый флаг,
Поворот оверштаг,
Кто-то метит венками мне в сердце.
ПРИПЕВ:
И мне плевать, куда ведёт
Дорога замкнутым кольцом.
Я повернусь в противоход,
В баранку врезавшись лицом.
Я смою кровь с разбитых скул
И чёрный пот сотру с виска,
Я буду долго слышать гул,
Отпив хмельного молока,
Ведь я — герой, и мне хватило сил,
И я теперь могу сказать: «Я победил!»
Продвиженью вперёд
Не мешает никто,
Вавилонских ворот
Электрический ток
Привлекает меня,
Я готов из огня
Вырываться на северный воздух.
Кто виновен, кто прав —
Здесь плевать: все равны,
Золотой Kurtis Kraft,
Ностальгия весны,
Как в замедленной сне,
По кирпичной стене
Выползает на финишный остров.
Чуешь, время кипит,
Как святая вода.
Агасфер — Вечный Жид —
Не вернётся сюда.
Поглотит тишина
Золотого руна
Домотканые нимфами нити.
Я удачу поймал
В виде козыря треф,
И блестящий бокал
Принял мой барельеф,
И мой жизненный сон
Летописцы времён
Записали в реестры событий.
ПРИПЕВ:
Я в почётных рядах —
Руки в мягкий бетон —
Золотая звезда,
Предварив пелатон,
В предвкушении сна
Оказалась одна
На пути к дохристианскому Богу.
Эта леди вон там
Очень нравится мне,
Я бы впился в уста,
Я остался бы с ней,
Но придётся пройти
Окончанье пути
По кричащим ковровым дорогам.
Вспышки слепят глаза,
Люди льнут, как мошка,
Надо мной бирюза
Чересчёр высока.
Я б вернулся назад,
В прежний пламенный ад,
И провёл бы там все девять жизней.
Что мне крики «Ура!»
Если где-то стоит
Золотой Kurtis Kraft,
Real time need for speed,
Это время моё
Убегает и бьёт
Прямо в мозг одноразовой мыслью.
ПРИПЕВ:
БАЙКЕРСКАЯ
Время нам сегодня откроется,
Кронами помашут леса.
Пролетит железная конница,
Слова никому не сказав.
Воды океанов расстелятся,
Лентой пропустив автобан,
И на горизонте виднеется
Палевый твой «Шелби-Мустанг».
ПРИПЕВ:
Поверь, ты не так уж крут.
Поверь, ты не так уж велик.
Я знал, ты вернёшься на суд,
А суд тормозить на велит.
Легко, если есть паруса,
Дорогу легко превозмочь,
Но лишь если два колеса,
Ты чувствуешь ветер и ночь.
Полетят часы на попятные,
Будут бензобаки полны.
Выплеснется полымя пятнами
На автодороги весны.
Режется моторов рычание,
Звёздами сверкают глаза.
Нет парней на свете отчаянней,
Впереди — небес бирюза.
ПРИПЕВ:
Каменно застывшие рыцари —
Целое с железным конём.
Сердце рассыпается искрами,
Ночью полыхая, как днём.
Просто улыбнись: «До свиданьица!»
Ветром промелькнёт по устам,
И за горизонтом останется
Палевый твой «Шелби-мустанг».
ПРИПЕВ:
|
Песни